Мы, изучавшие Историю по одобренным в ЦК КПСС учебникам, привыкли считать украинцев "братским восточнославянским народом", очень похожим на Русский, имеющим общих с нами предков, но всё-таки другим . При этом мало кто давал себе труд задуматься над очень простыми вопросами:
1. Когда появился на свет этот "другой", нерусский народ?
2. Какую территорию этот народ занимает?
3. На каком он говорит языке?
Список вопросов можно продолжать и далее, но уже на эти ни один "украинский националист" не даст исчерпывающего ответа. Попробуем всё-таки ответы найти. Как известно, домонгольская Русь была этнически едина. Образовавшись из нескольких славянских племён с возможной незначительной примесью вытесняемых со своих земель финно-угров, страна, даже в период раздробленности, возглавлялась одной правящей династией Рюриковичей , говорила на одном языке и исповедовала одну религию - Православное христианство. Состоящие между собой в кровном родстве князья по решению старших родственников могли достаточно произвольно менять свои уделы.
Монгольское нашествие явилось для Руси тяжелейшим ударом. И если Север Руси (Новгородское и Псковское княжества) оказался не тронут Ордой вовсе, Центральная Русь была разграблена и обезоружена, то более удобный для действия монгольской конницы степной Юг оказался в самом тяжёлом положении. Киев и окрестности обезлюдели вовсе. Естественно, плодородные земли Южной Руси не могли пустовать вечно. Постепенно там снова появились поселения. Что же за люди жили в окрестностях былой Матери городов Русских в XIV веке? "Украинские националисты" , очень не любящие напоминаний о тотальном запустении Южной Руси, с пафосом утверждают, будто это были потомки киевлян домонгольской эпохи. Но почему же тогда хотя бы былины о князьях стольнокиевских да богатырях святорусских не сохранились на самой киевской земле? Ведь этнологи находили эти былины в деревнях Владимирской, Новгородской, Архангельской, Олонецкой и других северных и центральнорусских губерний, но ничего подобного не нашли на территории современной Украины! Почему? Не потому ли, что население Киевской Руси частично было перебито монголами, а оставшиеся в живых ушли на Север? Заселившие же впоследствии южнорусские земли люди были "чернью", "сбродом" , не имеющим исторической памяти. Естественно, на плодородные земли Южной и Западной Руси нашлись охотники. Польша и Литва прибрали их к рукам.
Новые хозяева были ничуть не лучше Орды. Если последняя, получив десятину (собранную, как правило, русской же аристократией), позволяла данникам жить в соответствии со своими традициями и интересами, то польское иго тотально влияло на все аспекты жизни покорённого населения. Жестокое крепостничество, усиленное такой мрачной фигурой как еврей-арендатор, дискриминация Православия и насаждение католичества превращали жителей Южной и Западной Руси в рабов. Немногие русские аристократы (Острожские, Вишневецкие и др.), оставшиеся на ставших польскими землях, предпочли в конце концов перейти в католичество и слиться с польской шляхтой. Не облегчали жизнь населения и постоянные набеги за живым товаром крымских татар - вассалов всемогущей Оттоманской Империи.
В этих условиях возникло запорожское казачество. Сложно сказать, кто инициировал это непростое историческое явление - бежавшие от панского гнёта крепостные или принявшие христианство и русский язык потомки степных кочевников - половцев, печенегов, чёрных клобуков и других недоброй памяти соседей из Дикого Поля. Возможно, обе составляющие в равной мере повлияли на появление казачества.
Кем же были запорожские казаки? Украинизаторы стараются преподнести их в одном из двух обличий:
1. Степные рыцари, исполненные аристократизма и духовных идеалов. При этом база на острове Хортица сравнивается, скажем, с базой иоаннитов на Мальте , а кошевой атаман - с Великим Магистром;
2. Организованная форма народного сопротивления панскому гнёту и татарским набегам, подобная китайским тайпинам или Вольным стрелкам Робина Худа.
Обе версии не выдерживают критики. Ордена были порождением общественно-политической и религиозной жизни Европы, тогда как казачество рекрутировалось из элементов, вытесненных организованным обществом государств европейского востока. Ни о каком рыцарстве также говорить не приходится - на протяжении всей своей истории казачья старшина униженно испрашивала себе шляхетского (дворянского) звания у польской короны. Вторая версия также грешит неточностями. Конечно, вступающие в Сечь беглые крестьяне считали польских угнетателей, арендаторов и разбойников-татар главными, если не единственными, врагами и под лозунгом "Ни жида, ни ляха!" рвались на бой с ними. Да, все малороссийские казаки жёстко придерживались Православия и считали себя его защитниками. Но линия поведения казачества, определяемая старшиной, мало общего имела с народными чаяниями. Сечь была типичной "пиратской республикой" с "набеговой экономикой". Суть такой экономики проста: находясь в недоступном или малодоступном для потенциального мстителя регионе, совершать грабительские набеги на соседей, добывая таким образом средства к существованию. В истории было немало подобных полугосударственных образований. Это, прежде всего портовые города флибустьеров Карибского моря, племенные союзы кавказских и курдских горцев, отчасти Бухарский и Хивинский эмираты. И, наконец, Крымское ханство. Последнее воспринимается многими как злейший враг малороссийского казачества, прежде всего враг Веры. Но это верно лишь отчасти. Скорее крымское ханство рассматривалось в качестве конкурента, с которым при случае вполне можно иметь дело. "Оба Хмельницких, отец и сын, а после них Петр Дорошенко, признавали себя подданными султана турецкого - главы ислама. С крымскими же татарами, этими "врагами креста Христова", казаки не столько воевали, сколько сотрудничали и вкупе ходили на польские и на московские украйны. Сравнивать сечевую старшину с капитулом, а кошевого атамана с магистром ордена - величайшая пародия на европейское средневековье. Да и по внешнему виду казак походил на рыцаря столько же, сколько питомец любой восточной орды. Можно добавить, что успехи боевых действий Хмельницкого напрямую зависели от действий его союзников-татар (в том числе и печально знаменитого Тугай-бея). Главным вознаграждением татарам за помощь была возможность угнать в рабство как пленных врагов, так и жителей близлежащих сёл и городов. Наконец, в своих морских и сухопутных походах сами казаки без зазрения совести грабили и обращали в рабство попавшихся им на пути христиан (на продажу тем же татарам). Татары с единоверцами подобным образом не поступали.
Пытаясь приручить эту разбойную вольницу, в середине XVI века польская власть ввела реестр - список казаков, состоящих на службе польской короны. Эта мера не только не вызвала протеста в казачьей среде - наоборот, мечтой каждого степного головореза стало попасть в этот реестр, а мечтой старшин и полковников - получить от Короны дворянское звание. Тот же Хмельницкий, заключая после очередного сражения с коронными войсками мирный договор, стремился максимально увеличить пресловутый реестр. Восстания же казаков против польской власти возникали не из национально-освободительных побуждений, а по причине недовольства казаков своим неравноправным положением в сравнении с многочисленной и воинственной шляхтой. Естественно, поддерживающие повстанцев крестьяне шли в бой именно под лозунгом "ни жида, ни ляха". Кстати, и сам Хмельницкий вступил в борьбу с Короной именно как мелкий шляхтич, чьи интересы Корона не смогла защитить. Переяславская Рада была вынужденным шагом казачьей верхушки. Разбойная вольница, не желавшая никакой государственной власти над собой, зашла в своих притязаниях на равенство с польской шляхтой слишком далеко и оказалась перед угрозой уничтожения польскими войсками. Для выхода из сложившейся ситуации рассматривались три варианта:
1) Возврат с повинной под державную руку польского короля;
2) Переход в подданство Оттоманской Империи (вот они, защитники Православия!);
3) Переход в подданство Московской Руси.
Третий вариант, чреватый жёсткой нормализацией жизни Войска Запорожского и окончанием разбойных походов, был не по нраву казачьей старшине. Но первый и второй категорически претили простым казакам и крестьянам, сохраняющим верность Православию и уставшим от польско-еврейского гнёта. В итоге Хмельницкий был вынужден просить подданства у царя Московской Руси, который принял эту просьбу не без колебаний, ибо присоединение Малой Руси автоматически начинало войну с Польшей. В этой войне казачья верхушка ещё при жизни Хмельницкого в очередной раз проявила себя как сборище бессовестных интриганов, а преемник Богдана Выговский без долгих раздумий пошёл на прямую измену, приведшую к потере Правобережной Украины.
При Алексее Михайловиче и Петре I вмешательство Москвы во внутреннее самоуправление Малороссии было минимальным. Территория была фактически отдана на откуп алчной казачьей старшине, почувствовавшей себя наконец-то "шляхетством" и принявшейся высасывать соки из подвластных земель и людей. Главными хапугами стали, естественно, гетманы. За ними шли полковники и прочая старшина. Слабое Московское Царство не имело достаточной военной силы для удержания в повиновении этой публики. Причём старшина была сильна не столько своей боевой мощью, сколько готовностью привлечь на свою сторону иностранные войска - татар, поляков, шведов. Приходилось не только потакать злодеям, но и выделять им по их требованию в телохранители стрельцов - для защиты от своих же казаков и крестьян. Впрочем, до Переяславской Рады гетманы в качестве личной охраны частенько держали отряды татар.
Заканчивая разговор о казачестве, следует сравнить запорожских казаков с донскими, терскими, яицкими, волжскими и т.д. Главное отличие их от запорожцев состояло в том, что, также образуя "пиратские республики с набеговой экономикой", они не имели цивилизованных альтернатив Московской Руси. Их выбор был прост - либо тянуться к Москве, либо остаться один на один с чуждым по крови и вере жестоким степняком. В итоге они, хоть и не без мучений, влились в растущее Российское государство, внеся свой немалый вклад в создание и оборону оного. Запорожцы же могли лавировать между Москвой и Варшавой, временами привлекая на свою сторону этого самого степняка.
В казачьи же времена началась культивация "антимоскальских" настроений - каждый изменник совершал свои деяния, ссылаясь на большей частью мифические жестокости и самоуправства московских наместников.
С укреплением Российской Империи гетманско-старшинское влияние начинает падать.
Следует заметить, что права и обязанности жителей Малороссии (за исключением евреев, доставшихся России вместе с Правобережьем Днепра после раздела Польши) ничем не отличались от прав и обязанностей великороссов. Никакой дискриминации не было.
Верхушка казачества добилась своего - полковники и есаулы получили пожизненное дворянское звание, вплоть до графского, и огромные земли с тысячами крепостных крестьян, чью свободу их предки некогда будто бы добывали. Однако Империи более не требовалось терпеливо уживаться с самоуправными и неверными степными разбойниками.
Екатерина II ликвидировала Запорожское Войско, переселив наиболее лояльную его часть на Кавказ. Оставшиеся казаки были переведены в крестьянские сословия, полки - расформированы либо преобразованы в регулярные. Получившая дворянские титулы казачья верхушка их сохранила...
Видимо, именно эти дворяне и оставались носителями антимосковских настроений, в каковые на рубеже XVIII-XIX веков влились ставшие популярными среди русского дворянства либирально-нигилистические воззрения, пришедшие через масонские круги с Запада. В начале XIX века появляется анонимный "исторический" труд "История русов", давший старт "научному" сепаратизму. Эта грамотно составленная фальшивка стала его "идейным обоснованием". В ней утверждалось, будто единственными потомками жителей древней Руси являются малороссы, великороссы же будто бы произошли от финно-угорского племени "мосхов", воспринявшего язык от славян (малороссов), а культуру и ментальность - у Золотой Орды. Анонимного автора книги нисколько не смущало отсутствие каких-либо сведений о пресловутых мосхах, как и отсутствие культурной преемственности малороссов к Киевской Руси (каковая в Великороссии, как известно, имелась). Впрочем, Киевская Русь в книге упомянута вскользь и не подробно, только как предтеча казачества, якобы уходящего корнями в цивилизации скифов, сарматов и хазар. Казачество и гетманство объявлены древними и опирающимися на сакральные исторические традиции институтами. Малороссию никто не завоёвывал - она вступала в свободные равноправные союзы с Литвой и Польшей. Вообще польско-литовские времена полны свободы и счастья. Всё было хорошо, но вот изменник Хмельницкий отдал казаков-русов во власть страшных финно-монгольских мосхов...
Тут-то и началось подавление самобытной цивилизации азиатскими сатрапами, боль, мрак и деградация. Особо ярко описаны дикие зверства "москалей", высосанные автором из пальца с заставляющими холодеть кровь подробностями. Оказывается, несчастных мазепинцев царские нелюди пытали "батожьем, кнутом и шиною, то есть разженым железом, водимым с тихостью или медленностью по телам человеческим, которые от того кипели, шкварились и воздымались". И это при том, что сообщники Мазепы вообще не подвергались никаким репрессиям, даже конфискации владений!
Не отягощённая доказательствами, фальшивка, тем не менее, произвела сильное впечатление на прозападную "образованщину". Фактически именно тогда стремление к украинской обособленности от "москалей" стало частью идеологии прозападной фрондирующей русофобской интеллигенции. Мотивы "Истории Русов" находят отражение в поэзии небезызвестного заговорщика Рылеева. Он, в частности, пишет поэму "Войнаровский" о племяннике Мазепы. Герой поэмы, как и его малопочтенный дядюшка, показан бескорыстным борцом против "жестокой московской тирании". Не обходится и без рафинированной русофобии (это русский поэт, "освободитель русского народа!"):
| Ее тоски незрел москаль, Она ни разу и случайно Врага страны своей родной Порадовать не захотела Ни тихим вздохом, ни слезой. Она могла, она умела Гражданкой и супругой быть. |
Если не считать небольшой группы казакоманов, то не только в простом народе, но и в образованном малороссийском обществе времен Рылеева редко встречались люди, способные назвать "москаля" "врагом страны своей родной". Нетрудно отсюда заключить о роли поэм "великоруса Рылеева". Облаченный им в римскую тогу казачий автономизм приобретал новизну и привлекательность, роднился с европейским освободительным движением, льстил местному самолюбию. Сословные путчи гетманской эпохи возводились в ранг жертвенных подвигов во имя свободы, а добычники и разбойники выступали в обличие Брутов и Кассиев.
До начала XX века малороссийский сепаратизм являлся достоянием малочисленных кружков провинциальных интеллектуалов. Он был тогда неинтересен широким массам населения и абсолютно не склонен к насилию. По карпатским горам не ходили "курени" вооружённых головорезов с трезубами на фуражках, полки Петлюры не штурмовали Киев... Но идеология грядущих кровопролитий закладывалась именно тогда. Вспоминается небезызвестная статья Ленина "Памяти Герцена", кратко, ёмко и живо описывающая историю революционного движения в России XIX века. Слегка подправив, можно получить аналогичную характеристику малороссийского сепаратизма. К этой параллели между "украинским национализмом" и левым революционным движением мы ещё вернёмся.
В XIX веке "украинство" было уделом малочисленных, но деятельных энтузиастов. Как правило, они сходились в масонских ложах или иных организациях масонского типа, имеющих тесные связи с аналогичными польскими структурами. И у тех и у других пользовалась популярностью идея своеобразного "панславизма". Объединения всех славян кроме ... великороссов ("мосхов"!). Надпись "Jednosc Slowianska" на гербе ложи "Соединённых Славян" однозначно указывала на центр, вокруг которого, по мысли устроителей, должны объединяться славяне. Подобных лож этих было немало:
"Рассеянного мрака", "Тамплиеров", "Любовь к истине", "Польское патриотическое общество", "Общество малороссов","Союз благоденствия"...
Последнее памятно даже по советским учебникам истории. Как одна из организаций декабристов. Впрочем, это не единственное пересечение...
Материалы следственной комиссии по делу декабристов изобилуют показаниями, проливающими свет на геополитические замыслы заговорщиков. В их планы входило предостановление суверенитета не только Польше, но и Малороссии. "Масонские ложи признаны были, по-видимому, наиболее удобный формой встреч и единения двух российских фронд - декабристской и украинствующей."
После разгрома декабристов (и роспуска большинства масонских лож) к "украинству" подключились и низшие по отношению к дворянству сословия (пресловутые разночинцы). Наиболее известным обществом, пропагандирующим украинские ценности, было "Братство Кирилла и Мефодия", в котором ведущими идеологами являлись Шевченко, Кулиш и Костомаров. Последний, будучи великороссом по происхождению и культуре, увлёкся "украинством" уже после окончания университета.
"Мною овладела какая-то страсть ко всему малороссийскому,- писал Костомаров. - Я вздумал писать по-малорусски, но как писать? Нужно учиться у народа, сблизиться с ним. И вот я стал заговаривать с хохлами, ходил на вечерницы и стал собирать песни".
Общество воспевало те же ценности, что и "История русов", с которой его члены были хорошо знакомы. В пропаганде наиболее преуспел Шевченко - талантливый поэт, по происхождению крепостной крестьянин. Изведав с детства все "прелести" крепостничества, он возненавидел не сословные пережитки, оставшиеся от феодальных времён, а "москалей", будто бы поработивших свободную Украину. В стихах он воспевал казачество, представляя его (в точности как в "Истории Русов"!) древним демократическим обществом, ведущим борьбу за независимость и свободу народа. Врагами же были представлены не только татары, турки и поляки, но и "москали":
| Ляхи були - усе взяли, Кров повипивали, А москалi й свiт Божий В путо закували. |
Впоследствии Костомаров и Кулиш, подробнее изучив историю казачества, сменили былые восторги на боле трезвую оценку. Кулиш даже ответил стихами на шевченковские гимны казачеству:
| Не героi правди й волi В комишi ховались Та з татарином дружили, З турчином еднались. ............ Павлюкiвцi й Хмельничане, Хижаки - пьяницi, Дерли шкуру з Украiни Як жиди з телицi, А зiдравши шкуру, мъясом З турчином дiлились, Поки всi поля кiстками Бiлимi покрились. |
Но это было потом. А до своего закрытия братство сделало немало для пропаганды "отдельной нации" и, конечно же, "отдельного языка". Язык этот был создан (как словарь и набор грамматических правил) энтузиастами во главе с Иваном Котляревским - поэтом и этнографом, хотя попытки создания малороссийской письменности, отличной от "московской", предпринимались и до него. Как известно, язык любого многочисленного и занимающего немалое жизненное пространство народа состоит из большого количества различных местных диалектов, особо популярных в сельской местности или у городских низов. Иногда эти диалекты столь сильно отличаются друг от друга, что их носители с большим трудом могут общаться. Общепринятый стандарт литературного языка, в числе прочих функций, связывает эти диалекты в единое целое, обогащая их и обогащаясь от них сам. Нередко лингвисты пытаются формализовать местный диалект (наречие), создав для него набор правил грамматики. Этим, например, занимался Лев Толстой, пытаясь писать на наречии крестьян Тульской губернии. Котляревский объединил несколько различных (!) наречий, употребляемых в губерниях Малой Руси и, слегка изменив алфавит и грамматику, объявил полученное украинским литературным языком. Сложно судить, сколь удачно у него это получилось, но пресловутое "шо?", давно уже ставшее визитной карточкой "хохла"-провинциала, в этом языке отсутствует...
Можно также привести воспоминания Ю.И. Мухина, окончившего в городе школьную десятилетку (в том числе и курс украинского языка) и попытавшегося на этом языке объясняться в родной деревне на Черниговщине. Его никто не понял...
В середине XIX столетия многочисленные поклонники нового языка стремятся придать ему официальный статус - вплоть до издания на нём государственных документов и преподавания его в школах. Печатные издания на "мове " выходили и раньше: "Украинский журнал", "Украинский альманах", "Сноп" и другие. Не менее половины всех изданий печаталась в Петербурге - центре российской либеральной мысли, куда перебралась изрядная часть украинофилов. Напомню, это происходило в николаевской России, где вся легальная печатная продукция подвергалась цензуре, а нелегальная преследовалась. То есть запретов украинского языка как такового не было.
В 1861 году украинофилам приходит в голову издать на "мове" Высочайший манифест об освобождении крестьян. На беду, словарный запас "мовы" не включал в себя необходимых слов из высокопарно-бюрократического лексикона, которые пришлось выдумывать на ходу, коверкая русские и польские слова. В итоге получился текст, куда менее понятный малороссийскому крестьянину, нежели оригинал манифеста на русском. Это дало массу поводов для острот, вкупе с недавним переводом Библии, содержавшим перлы типа "Хай дуфаэ Сруль на Пана!" ("Да уповает Израиль на Господа!"). Тем не менее, министерство народного просвещения дало разрешение на печатание учебников нового языка и преподавание его в школах. Но тут грянуло очередное польское восстание, розыск по делу которого показал, что повстанцы имели определённые связи с украинофилами и выпускали на "мове" прокламации. Это спровоцировало пресловутый "валуевский указ". Министр внутренних дел Валуев сказал своё веское слово о том, что "самый вопрос о пользе и возможности употребления в школах этого наречия не только не решен, но даже возбуждение этого вопроса принято большинством малороссиян с негодованием, часто высказывающимся в печати. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный, влиянием на него Польши; что общерусский язык так же понятен для малороссов, как имдля великороссиян и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами и в особенности поляками, так называемый украинский язык. Лиц того кружка, который усиливается доказать противное, большинство самих малороссов упрекает в сепаратистских замыслах, враждебных России и губительных для Малороссии". В связи с этим было запрещено издавать на новом языке какую-либо печатную продукцию, кроме беллетристики. Запрет действовал около года, но шума в либеральных кругах он наделал немало. Российская власть обвинялась, помимо традиционного уже "удушения свободы", в ненависти к исконным малороссийским культуре и языку. Поднятый "валуевским указом" резонанс способствовал оттоку украинофилов в австрийскую Галицию...
В Галиции жизнь шла по иным законам. Оторванная ещё в XIII веке от остальных русских княжеств, территория бывшей Галицкой Руси стала собственностью государств и народов иной, католической культуры. Заключённая в 1596 году Брестская церковная уния предназначалась для постепенного окатоличивания русского православного населения, находившегося под жестоким крепостническим гнётом польских помещиков и евреев-арендаторов. Эта политика давала свои всходы - русским по происхождению и языку людям постепенно прививалась чуждая им религия и ментальность. Подобную трансформацию претерпели в своё время хорваты и боснийские мусульмане. Фактически велось целенаправленное выведение нового народа, враждебного своим историческим корням, вере и культуре, этакая "хорватизация" Руси. Наконец, в жилах галичан прибавилось немало чужой крови, прежде всего венгерской. И тем более удивительно, что в такой обстановке оставались люди, свято хранившие свою "русскость" и верность Православию!
После Третьего Раздела Польши Галицкие земли достались Австро-Венгерской короне вместе с населением - русскими крестьянами и польскими помещиками, посредством которых имперские чиновники управляли краем. Последние никак не изменили своего отношения к подневольным "хлопам". Никуда не делась и униатская церковь.
Однако, во время революции 1848 года (происходившей, по странному стечению обстоятельств, практически во всех европейских странах), австрийские поляки выступили против пошатнувшейся власти Кайзера. Крестьяне, ненавидящие своих угнетателей, поддержали имперскую власть, исходя из принципа отрицания отрицаний: "если паны против Кайзера, то мы за Кайзера". Кроме того, русские войска Паскевича оказали "лоскутной империи" решающую помощь в подавлении национальных восстаний в Венгрии и австрийской части Польши.
Вена была обязана как-то отметить подобную верность изменением статуса населения, и в 1848 году во Львове была создана "Главная Руськая Рада" - центр, формирующий требования лояльного Австрии русского населения к короне и занимающийся пропагандой русских культурных ценностей. Политические требования прежде всего состояли в предоставлении равноправия с поляками и отделении Восточной Галиции от Западной (более ополяченой). Культурные - в предоставлении права образования, печати и делопроизводства на родном языке. Причём собравшийся в 1848 же году "Собор Руських Ученых" пришёл к выводу о "необходимости установления единообразной грамматики и единообразного правописания для всего руського народа в Австрии и России". То есть речи об "отдельном нерусском" народе не велось даже в 1848 году в австрийской Галиции!
Издавались газеты на русском языке, например, "Слово" Якова Головацкого. Сам Головацкий поначалу хотел создать письменность для русинского "языка" (ещё одну!), но, ввиду наличия развитого общерусского языка, счёл это нецелесообразным. В 1865 году в "Слове" появилась программная статья, в коей утверждалось, что русины - часть единого русского народа, занимающего территорию от Карпат до Камчатки.
Многочисленных среди галицийской интеллигенции сторонников воссоединения с Россией стали называть "объединителями" или "москвофилами". Их противников, составлявших поначалу меньшинство - "народовцами". Последние напирали на то, что разговорный язык галицийских крестьян, вобравший в себя за 500 лет иноземного владычества немало польских, немецких и венгерских слов, является языком "отдельным", нерусским.
Создававшийся ими литературный язык куда более отличался от языка Котляревского и Квитка-Основьяненко куда сильнее, нежели последний - от литературного русского.
Конечно же, подобные тенденции не могли не вызывать беспокойства как у королевской администрации, так и у польских помещиков, по-прежнему владевших землями в Галиции. И те, и другие, примирившись между собой, повели вместе с униатской церковью атаку на "москвофилов-объединителей", горячо поддерживая "народовцев". В какой-то мере процессу способствовали и ограничения на украинскую печать в России. Обиженные деятели малороссийской культуры потянулись в Галицию: Кулиш, Нечуй, Драгоманов.
Это давало повод "народовцам" говорить о преследовании в России самобытной малороссийской культуры и давлении властей на её наиболее видных представителей.
Таким образом в Галиции возник центр формирования политического малороссийского сепаратизма. Продолжали появляться и околонаучные "теоретические обоснования".
В 1858 - 1861 годах вышел в свет трехтомный труд профессора Франциска Духинского (малоросса по происхождению, поляка по воспитанию) под заглавием "Основы истории Польши и других славянских стран". Он продолжал тенденции "Истории Русов", выставляя великороссов "азиатами туранской ветви", а малороссов и галичан - истинными славянами, ближайшими родичами поляков и единственными наследниками Киевской Руси. Этим бредом наиболее ярые сепаратисты питаются до сих пор...
При столь мощной поддержке "народовцы" начали теснить "москвофилов". Появляется объединение "Просвита", газеты "Правда", "Дило", "Зоря", "Батькивщина" и многие другие. При этом "народовцы" становятся вполне проавстрийским, проправительственным сообществом. Их деятельность полностью устраивает и поляков, и австрийцев. Именно в этот период выдумываемая "нация" кем-то была названа "украинской". В самом деле, после столетий неудачной полонизации русинов началась куда более успешная "украинизация", а идея объединения Руси под Царской православной короной сменяется идеей "объединения Украины" под короной австрийской, католической...
К концу XIX века малороссийский сепаратизм с центром в Галиции приобретает ту идейную "начинку", которая существует по сегодняшний день: вместе с "просвещённой" Европой под хоругвями католической церкви против православного Московского "азиатского варварства".
Относительно спокойный XIX век из начала века XXI-го видится неким инкубационным периодом, когда страшные чудовища вызревают в яйцах, цистах или чревах вынашивающих их идей. Пройдёт совсем немного времени, и, окрепшие, многократно усиленные техническим прогрессом, они вырвутся на волю, оставляя на своём пути множество мёртвых тел ничего пока не подозревающих мирных людей, лежащие в дымящихся руинах разорённые страны, развалившиеся в одночасье великие империи. Но живущие на рубеже XIX- XX веков прекраснодушные образованные люди с умилением глядят на вылупляющихся монстров вместо того, чтобы вовремя свернуть им шеи, пока есть такая возможность...
Константин Чорнолапенко
