Украина в борьбе

А чего же мы, собственно, ждали?

Пытаюсь вспомнить «перестройку», времена развала СССР, годы «строительства демократии на постсоветском пространстве». И вспомнить свои надежды. Они, как я уже говорил, не особенно отличались от надежд большинства сограждан.

Чего ж мы ждали? Что, когда в стране плохо, то плохо будет всем поровну, как то обещал Ельцин? Или что на приватизационный ваучер каждый получит две «Волги», как обещал Чубайс? Сегодня такие ожидания выглядят очень большой наивностью и глупостью.

Тогда почему мы верили? Неужели в советские времена нам не врали, и у нас не выработался иммунитет к вранью? Нет, тогда тоже врали. Еще как! Но все-таки не так, в смысле - по-другому. Ведь чистого вранья, как идеального газа, наверное, не бывает, в любом есть доля истины.

Например, в СССР мы еще в 30-х годах начали «догонять и перегонять» Европу и Америку. И жизнь нескольких поколений прошла под этими лозунгами, станок даже такой был, «ДиП» назывался. В процентах и показателях никто разбираться не желал, а обещание воспринималось как не реализуемое при моей жизни, а значит, для меня несомненно лживое.

Но, с другой стороны, человек ощущал, что каждое последующее поколение живет все же лучше, чем каждое предыдущее, а значит, что-то в этих показателях было правдивым?

А на исходе «перестройки» мы столкнулись с ложью иной, гораздо более концентрированной и высокопробной, в которой процент истины был сведен до минимума, ложью, я б сказал, геббельсовского закала[11]. В чем разность вранья? Когда при Советах человеку обещали две «Волги», то получал он в лучшем случае «Запорожец». Когда то же самое обещали в эпоху накопления начального капитала, то человек не только не получал двух «Волг», но и своего «Запорожца» лишался.

К примеру, я продал свой приватизационный сертификат «инвестиционной компании», которые расплодились мгновенно, как поганки после дождя (наверное, их учредители все дружно продали свои квартиры, чтобы составить начальные средства для покупки многих тысяч ваучеров). Получил 2 миллиона купоно-карбованцев, 20 гривен по-нынешнему, около 5 долларов. На пять бутылок водки со скромной закуской.

Ну, я, допустим, был дурак и пьяница, а умные люди не продали, не пропили. Они вложили. И - an mass - они не получили вообще ничего.

Вложили они, конечно, не самостоятельно, - частные лица на украинском фондовом рынке оперировать не могли, пожалуй, не могут и сейчас. Не то, чтобы такая невозможность регламентировалась какими-то законами, просто «не принято» - не приняты были в этот процесс «люди с улицы». Потому умные мои сограждане вложили свои сертификаты через посредников - те же инвестиционные компании, которые ваучеры и покупали. Дурак продал за пятак, а умный отдал за так.

Прав был украинский экономист и депутат Пилипчук, в последние годы как-то сошедший с политической сцены, который тогда еще предупреждал: денежные пирамиды покажутся нам детской шалостью по сравнению с пирамидами ваучерными.

Но приватизация - это только один из кусочков в большой мозаике общества. Если отойти подальше и наблюдать мозаику целиком, как мы можем сделать это через 13 лет, то открывается примерно такая картина. Мы ожидали чего-то среднего между Америкой с картинки СиЭнЭн и Голливуда, и Российской империей, как она выглядела в описаниях Гиляровского и Власа Дорошевича. Общество, в котором двигателями прогресса являются именитые купцы, честь имеющие, для которых уговор дороже денег, но модернизированные, обученные правильному маркетингу, активно использующие лизинг и опирающиеся на здоровый гибкий консалтинг. Получилось, мягко говоря, другое.

В начале 2004 года социологи информационно-аналитического отдела Харьковского регионального института Национальной академии государственного управления при Президенте Украины провели социологическое исследование среди населения Харьковской, Полтавской. Луганской и Сумской областей. Было опрошено 899 человек, представляющих социально-демографические и профессиональные группы населения упомянутых регионов, опрос проводился по многоступенчатой квотной, районированной, пропорциональной по полу и возрасту выборке. Допустимая ошибка выборки составляет 5%.

«С целью выявления произошедших социально-статусных изменений» респондентов спрашивали, к какому социальному слою они относили себя в начале 90-х годов и к какому - теперь. Вот как люди отвечали - тогда и сейчас:

Особенно наглядно для любителей повторять анекдот о «моем дедушке, который, наоборот, хотел, чтобы не было бедных» [12]. Что удивительно, повторяющих этот анекдот полно и сейчас. Несмотря на то, что «хотевшие, чтоб не было бедных» увеличили число бедняков, если судить по диаграммам, примерно втрое, а слой относительно обеспеченных ужали раза в полтора.

Для наглядности здесь взяты только два слоя. Распределение ответов, помимо прочего, показывает, что до 1991 года у нас был довольно толстый средний класс, а когда мы его начали декларировано создавать, то этот класс процентов на двадцать пять усох. Причем сегодня к среднему классу относят себя и люди, для которых проблемой является покупка, например, телевизора. Думаю, в 1990-м такой человек относил бы себя к бедным.

А вот как распределились ответы на вопрос о бюджете семьи.

А на мой взгляд, если брать по западным мерками, люди, относящиеся к среднему классу могут позволить себе купить машину. Советский средний класс массово позволить себе этого не мог. Получается, по западным меркам к среднему классу может быть безусловно отнесен только один процент нынешнего населения Украины. По советским меркам - только 13 процентов.

«Наиболее болезненно социально-экономические преобразования 90-х годов пережили пенсионеры и работники бюджетной сферы - учителя, врачи и другие. Если в 1990 году 51% сегодняшних пенсионеров уверенно относили себя к среднему слою, то в 2003 году "средними" себя считали лишь 13%. Та же тенденция наблюдается в ответах медработников (47% против 29%) и учителей (50% против 25%)», - сообщают нам авторы опроса.

Что касается пенсионеров, то не мною подмечено: в общество, которое стреляет в свое прошлое из пистолета, будущее в ответ выстрелит из пушки. А каким будет это будущее, если врачи и учителя по своим доходам ближе к бомжу, чем к бизнесмену и более-менее значимому чиновнику? - закрой глаза и представь.

Судя по опросу, сегодня больше половины жителей Украины пребывает ниже даже официально признанной черты малообеспеченности. Да в общем-то и к социологам ходить не надо, чтобы понять, что подавляющее большинство народа Украины после объявления Независимости стало жить хуже (и тем не менее, мне на открытие этого факта понадобилось не меньше десятка лет, а многие и сейчас не видят очевидного).

Но если большинство народа стало жить хуже, почему же тогда народ не бунтует?

Может быть потому, что народ наш туп, ленив и покорен?

Такой ответ мне представляется неверным, потому что как раз бунтует, да еще как! В истории трудно найти другой народ, который бы так часто и кроваво бунтовал, так яростно сопротивлялся власти, которую не хотел принимать, чем русский народ (а не будем забывать, что у русского и украинского народа многие века была общая история).

Да и в современности - с каким событием по накалу протеста можно сравнить вооруженное восстание 1993 года в Москве?

А более мирные акции протеста типа митингов, пикетов, преграждения магистралей наблюдаются сплошь и рядом. Но они не перерастают рамки «общественного консенсуса» (к примеру, в случае московского восстания выход за рамки мог означать, что танки были бы и с той, и с другой стороны, как это было во время августовского путча 1991 года [13]).

Не перерастают - значит, общество в большинстве своем принимает все происходящее. Принимают в том числе и те, кто стал жить хуже.

Я этого не понимал (к слову, не могу сказать, что понял сейчас, скорее, пытаюсь понять).

Раньше я думал, ну, вот на улицах стало больше ярких красивых машин - значит, народ живет лучше? Такое мое умопостроение метко и ехидно высмеял один водитель, который вез меня по харьковским улицам: «Да это ж все с европейских свалок, даже мериносы в большинстве такие, что их уже кто-то имел!».

А потом пониманию вещей поспособствовал еще один подвозивший меня водитель, на этот раз пожилой. «Вот, три гривны (около полудоллара по тем временам. - Г.С.) с тебя получил, да столько же - в банке, в компенсацию за советский вклад». А до «перестройки» у него на сберкнижке было 6 тысяч советских рублей, за которые он тогда мог купить полторы тонны мяса на рынке или 30 тонн хлеба в магазине, или такие «Жигули», на которых он меня вез.

Еще я видел полки магазинов, ломящиеся от продовольствия, и верил нашим чиновникам в том, что народ стал жить лучше, раз в магазинах есть все. Только со временем до меня дошло, что смотреть-то надо не на прилавки магазинов, а на полки домашних холодильников. Вы можете представить себе вид холодильника пенсионерки, которая покупает на неделю столько колбасы, сколько кошка слопает в полминуты?

Но больше всего к пониманию предмета приблизил меня 11-летний Сергей, он же Яша, живущий при железнодорожной станции на восточной Украине. Впрочем, живет он там только зимой, а летом - где попало. Мать, еще довольно молодая, пьет-гуляет, и с нею Сережа-Яша не живет. Я на этой станции оказался по редакционному заданию, и пацан оказал мне множество консалтинговых услуг высокого качества за мзду весьма малую. И он ничего не просил. Это дурной тон. Просил бы - получил меньше. И ни разу не выругался. Кроме единственного. Это когда я спросил, хотел бы он жить в семье, ходить в школу и т.п. Он сплюнул и ответил:

- А на фига?

Именно такими словами, не матом, но прозвучало как матерщина.

Зачем ему семья, школа и на десятилетия вперед регламентированная жизнь, когда тут при вокзале он свободен, в том понимании, что может делать, что хочет? Хотя, может быть, и не доживет до совершеннолетия, но «он выбрал себе это сам». Разве нас не учили, что это одна из главнейших «общечеловеческих ценностей»?

Понятно, почему нет протеста в том очень тонком слое, представители которого могут позволить себе почти все (хотя именно среди них я часто встречал людей, очень умно ностальгирующих по прошлому и недовольных нынешним положением вещей, хотя оно способствует их личному обогащению; я начал понимать, почему миллионер Морозов жертвовал деньги революционерам).

Главное мы поймем, когда поймем, почему не протестует тот, кто лишился многого или всего.

Давайте спросим бомжа, который зимой наполовину покрывается инеем, наполовину пригорает на теплотрассе, хотел бы он вернуться в ЛТП [14], где он будет спать в тепле и на чистом, где его будут кормить и лечить?..

Или обратимся к инженеру или рабочему. В годы перестройки и либерализации тысячи из них [15] стали челноками или торговцами на рынках. Вначале потому, что это казалось выгоднее, потом потому, что заводы стали угасать... Любой из них расскажет, почему он ушел от станка на лоток, и какая это собачья работа, в смысле на рынке - зимой холод, летом жара, круглый год наезды... Но среди многих и многих ни разу не встречал человека, который пожелал бы вернуться от лотка с пивком к станку с молотком.

Может, и не нужно изобретать лишних сущностей? И стоит принять, что люди решительно не протестуют просто потому, что довольны? Мы все стали свободны, как тот приятель Яша. Хорошо сказал автор интернет-двустишия, к сожалению, не помню имени:

Женщина! Кончай на заводе околачиваться!

Проституция и приятней, и лучше оплачивается.

Грубо, конечно...

В пост-перестроечные годы случилось еще одно изменение. По нынешнему закону нельзя определять сумасшедших на излечение без их согласия. Кто ж спорит, что советская психиатрическая система бывала жестокой, и ее следовало очень и очень менять? Но получилось дурацкое положение, хотя букве примата общечеловеческих ценностей соответствует на все сто. Поэтому на улицах появилось так много «городских сумасшедших». И это здорово напоминает мне все, что произошло «с Родиной и с нами». Мы все стали немножко городскими сумасшедшими. Редкий дурак захочет вернуться в больницу, и редкий алкаш добровольно отправится в лечебницу.

Свобода, как известно, опьяняет. А после пьянки наступает похмелье.

Вспомним результаты референдума. В декабре 1991 года на вопрос о поддержке Акта о провозглашении Независимости Украины и Декларации о государственном суверенитете больше 90 % жителей Украины ответили «да, подтверждаю», почти 8 % - «нет, не подтверждаю» и около 2 % бюллетеней были признаны недействительными. Ни в одном регионе Украины противников Независимости не было больше половины, ближе всех к этому показателю подошли Крымская АССР и город Севастополь - 42,22 % и 39,39 %.

Но ведь незадолго до этого те же люди и почти таким же большинством (почти 80 %) поддержали существование СССР! Не странно ли это?

Нет, не странно. Сейчас, на расстоянии, мы можем увидеть, почему. По крайней мере одна из причин представляется мне наиболее вероятной и заключается в самой формулировке вопросов.

На Союзном референдуме в вопросе содержалось достаточное количество реверансов в сторону прав республик. Точно так и в Декларации украинской независимости были упоминания нового Союза. А ведь и «независимость», и «союз государств» (или «союзное государство»), как любое достаточно емкое политическое понятие, многими понимается по-разному.

И на обоих референдумах могли ответить и отвечали «да» сторонники таких разных систем, как конфедерация государств, союз государств (типа Антанты или НАТО), союзного государства равноправных субъектов (типа СССР). Ведь, например, провозгласить верховенство республиканских законов над союзными вполне можно было в рамках Конституции СССР. Для этого не обязательно было отделяться, и такой акт сам по себе не означал отделения.

Чем дальше, тем все больше убеждаюсь, что многие даже ярые сторонники украинской державности Декларацию о суверенитете знают плохо. Например, их очень удивляют такие цитаты:

«IV. ГРОМАДЯНСТВО УКРАЇНСЬКОЇ РСР

Українська РСР має своє громадянство і гарантує кожному

громадянину право на збереження громадянства СРСР.»

Или вот:

«Відносини Української РСР з іншими радянськими республіками

будуються на основі договорів, укладених на принципах

рівноправності, взаємоповаги і невтручання у внутрішні справи...

Принципи Декларації про суверенітет України використовуються для

укладання союзного договору».

А меня например удивляет другое: как наши «национально свидоми» до сих пор не удосужились убрать из Декларации рудименты «треклятого Совка»? Правда, Декларация утверждена референдумом, и меняться может только так. Но ведь могут и не постесняться в своем отечестве, правда?

Прошу понять правильно, я вовсе не ратую за то, чтобы на основе украинской Декларации был подписан Союзный договор в несуществующем уже Союзе. А только пытаюсь понять, почему люди отвечали «так», в смысле «да». Ведь наверняка среди них были те, кто воспринял эти пустые, как оказалось впоследствии, слова всерьез и действительно рассчитывал и на сохранение гражданства СССР, и на заключение нового Союзного договора. Т.е. голосовал не за ОТДЕЛЕНИЕ Украины от СССР, а за большую самостоятельность Украинской ССР в рамках СССР.

А это есть мина замедленного действия. Потому что и по тогдашним советским законам, и по нормам международного права, вопрос следовало ставить только об отделении, а не о «декларировании независимости». Так, как это было записано в конституции государственного образования, куда входила Украина, и откуда она должна была прежде выйти, - прежде, чем стать чем-то иным, самостоятельным и суверенным.

Это, конечно, только мое мнение, но есть опасение, что для оспаривания нашей Независимости подобные рассуждения очень подойдут. Хотя бы просто потому, что право оспаривающего в данной ситуации будет определяться не силой юридических аргументов, а просто силой.

***

А вообще-то это наверное неправильно, что судьбу страны, создававшейся потом и кровью многих десятков поколений решают ныне живущие представители трех-четырех. Во всяком случае, такой принцип «державотворення» прижился только на просторах бывшего СССР, причем только в краткий период 1980-90 годов (попробуйте например сегодня протолкнуть идею референдума об отделении, например, Аджарии от Грузии или Нарвы от Эстонии, - и учителей и учеников в школе нового мирового порядка это шокирует, как самое настоящее изнасилование демократии).

Впрочем, нет, был еще период 1930-40, когда nationbuilding через плебисцит активно использовал Адольф Гитлер. А вот государства, которые мы традиционно считаем истинно демократическими, такую процедуру если и используют, то с бо-ольшой осторожностью. Например, в 70-е годы в Великобритании был проведен референдум об отделении Шотландии. Большинство шотландцев высказалось «за». Но референдум был обставлен таким количеством условностей и предосторожностей, что простого большинства, как мы видим по современной политической карте мира, оказалось недостаточно.

И решать судьбу государства референдумом неправильно не столько потому, что это несправедливо, сколько потому, что это чревато. Как говаривал Богдан Хмельницкий, только Бог строит на века, а все построенное человеком - человеком же и разрушается. Государство, построенное на таком зыбком фундаменте, как волеизъявление ныне живущих поколений, не разрушится ли сразу после того, как эти поколения уйдут?

Минус десятый. Как дешево мы продали свободу

Десятилетие действительно свободных выборов у нас началось в 1989-м и закончилось году эдак в 1998-м. В этот период политическая борьба на короткое время уже вышла из-под ярма прямого административного диктата государства (компартии), но еще не оказалась под диктатом денег. Если угодно, этот период можно рассматривать как переход от управления прессой политическими методами к управлению методами экономическими.

На последних выборах в Украине деньги играли большую роль, чем на предпоследних. На нынешних выборах (заметки пишутся накануне президентских выборов 2004 года) они будут играть еще большую роль. В дальнейшем, по моему мнению, процесс стабилизируется на некотором всеми принятом и признанном уровне: кто электорат оплачивает, тот его и танцует.

Пожалуй, флагманами такого перехода были те представители партийной номенклатуры, которые первыми поняли суть перемен и стали проводить газ и строить дороги в местностях своих округов, где раньше не было ни газа, ни дорог. Теперь избиратель абсолютно искренне верен такому депутату и порвет любого его конкурента, разве что тот, кроме газа, проведет в каждый дом отдельный пивопровод.

Мы понимаем, что так оно и идет во всем мире, который принято называть цивилизованным, и только с некоторой ностальгией вспоминаем короткий период, когда за власть боролись ЛЮДИ, а не авторитеты и кошельки, период, свободный от диктата как райкомовского секретаря, так и новоукраинского скоробогатея.

Это конечно, его взгляд, а на мой взгляд, не нужно ходить к социологам, чтобы убедиться, насколько он не соответствует взглядам большинства украинских избирателей.

На Украине демократия действительно закончилась, едва начавшись, как только в борьбу вступили деньги.

В Украине политический процесс характеризуется еще некоторыми факторами, которые я только обозначу:

1. Продажность самих кандидатов, готовых отказаться от борьбы в обмен на хороший пост в администрации. Сторонники «ярого оппозиционера» получают тумаки, быть может, как раз в то самое время, когда сам он торгуется с «кандидатом власти», и остаются потом - он с постом, они с синяками и «хорошей» зарплатой в 150-200 баксов.

2. Неструктурированность политических сил, прямо происходящая из первого (или, м.б., определяющая первое?). Партийцы переходят из одной партии в другую, как футболисты меняют клуб, - по принципу кота Матроскина, где больше платят. В свое время аналогичный переход Черчилля шокировал Англию и взбаламутил историю. В сегодняшней Украине никого подобное не шокирует и даже не удивляет.

3. Все большее ограничение временных рамок избирательных кампаний. Власть объясняет это необходимостью экономить «народные» деньги. Может, и правда за счет сокращения сроков что-то экономится, но результатов этой экономии я лично не ощущаю и не уверен, что нам следует начинать экономить именно на демократии. Зато вполне ощутим другой результат: «скоропостижные» кампании лишают избирателя возможности не только оценить самого кандидата, но даже до конца выслушать его обещания. И выбирают, как ежик в тумане, под воздействием какого-то мгновенного бессмысленного импульса типа: голосуй, а то проиграешь!

***

А что же случилось с прессой? Наиболее наглядно перемены видны во время политических кампания. На Украине пресса в этот период является функцией политической борьбы. Или зеркалом, только кривым.

Вся украинская пресса, которая вообще сообщает о политике, по ее отношению к политике делится на два вида: купленная и продажная.

Купленная - это пресса, для хозяев которой медии являются не основным доходом, а служат, по крайней мере, во время политкампаний, для реализации своих политических амбиций.

Продажная - это пресса, для владельцев которой медиа-бизнес - это прежде всего именно бизнес, т.е. основной и часто единственный способ зарабатывания на жизнь.

Оба вида различаются по способу подачи информации о кандидатах. Редакторам первого вида прямо сообщается из штаба, какие конкретные события следует освещать, для этого им в определенные дни рассылаются темники [1]- перечни событий с руководящими указаниями (но часто сообщается по телефону за полчаса до события; с журналистами этого вида особо не церемонятся). А как именно освещать и чего ни в коем случае говорить или писать нельзя, - это редакторы и большинство сотрудников знают давно и прочно (хотя в темниках бывает и это). Такая пресса изо дня в день сообщает, что их кандидат (читай - хозяин) - лучший спринтер, и лучший стайер, и он же - лучший метатель молота на длинные дистанции и точно в цель.

Пресса второго вида в наиболее характерных представителях еще более интересна: в период предвыборной борьбы она вообще не публикует ничего «политического», что не было бы проплачено. В период предвыборных кампаний отслеживание того, чтобы ни один из кандидатов не появился в их СМИ бесплатно, становится чуть не основной обязанностью рекламных и пиар-отделов, разумеется, не снимается эта функция и с самих редакторов. Эта пресса создает некоторую иллюзию разности политического спектра: сегодня вам расскажут, что быстрейший в беге с препятствиями - кандидат Ю, завтра - что кандидат Я. Некоторое логическое несоответствие, безусловно, удивило бы читателя, если бы он подобную заказуху читал.

Нам говорили, что в странах, которые принято называть цивилизованными, существует еще так называемая свободная пресса, т.е. пресса, которая сама платит по своим счетам. Такая пресса, во-первых, имеет позицию, не совпадающую с позицией ни единого из кандидатов; благодаря этому она, во-вторых, сколь возможно объективно и самостоятельно анализирует процесс. Такая пресса не агитирует, а информирует избирателя, и у него появляется возможность сделать сознательный выбор. У нас такого пока еще не заведено.

Свободная отечественная пресса могла бы выделиться из второго вида (продажной), если бы ее хозяева так сильно не боялись бы. Боятся же они преимущественно одного: что вместо пятидесяти на сто станут наживать, допустим, десять. В советские времена существовала табель о рангах персон и организаций, которые нельзя задевать. Но с отменой иерархии священных коров пресса не стала свободнее, скорее наоборот: сегодня нельзя задевать любого авторитетного, денежного человека (а вдруг он в суд подаст? - потратимся...), любого потенциального рекламодателя.

При этом у нас сложилась парадоксальная ситуация: свободная пресса МОГЛА БЫ выделиться из продажной, но в силу упомянутых причин (робости так называемых медиа-магнатов перед властью, прежде всего) наиболее близкими к свободной прессе оказываются СМИ из числа купленных. Они свободны, по крайней мере, в рамках политической ангажированности их владельцев, а иногда даже норовят эти рамки переступать. В то же время медиа-магнаты (которых в Украине осталось чрезвычайно мало, вся пресса уже поделена политиками) от убеждений свободны вообще, если конечно не считать убеждением веру в то, что зарабатывать как можно больше - есть хорошо.

Можно очень долго, с подробностями и хронологией, описывать, как шел этот процесс. Тут мне, правда, есть что рассказать. Роман можно написать. Но в этих заметках я ограничусь одним суждением.

В советские времена любой журналист был в какой-то мере правозащитником. Как ни парадоксально это звучит с учетом строй партийной подчиненности тогдашней прессы. И этому меня стали учить [2] с самых первых дней моей работы: при прочих равных (когда имеются две стороны, и обе равно правы, или равно неправы, или нельзя определить, кто прав) журналистская этика обязывает становиться на сторону слабейшего.

Сейчас учат другому. Что журналист обязан сообщать факты, а не комментировать их.

Я не хочу сказать, это было бы неправдой, что в прежнее время все наши статьи в чью-либо защиту обязательно были результативны (однако были не в пример более результативны, чем любая критика сейчас). Я лишь говорю, что во втором случае - когда журналист «объективен», т.е. не имеет или не высказывает собственной позиции, не становится ни на одну сторону, - в этому случае однозначно побеждает сильнейшая сторона, это и к гадалке ходить не надо.

Еще сейчас говорят, что мы должны «информировать, развлекать и полезно советовать» («делать инфотеймент»). Что мы должны не продавать продукт, который делаем, а делать продукт, который продается.

Я не говорю, что первое хорошо, а второе плохо. Я лишь говорю, что в первом случае журналист готовился защищать, во втором - продаваться.

Потому я удивляюсь тем моим собратьям, которые сами удивляются хамству чиновников (бизнесменов, шоу-звезд) в адрес журналистов. Ни один партийный секретарь никогда не позволил бы себе в адрес малознакомого человека такого хамства, какое сегодня может позволить любой хозяйчик мизерной фирмы. Но ведь вы сами этого хотели (мы сами этого хотели). Чтобы место идеологического диктата заступили экономические методы управления. А в переводе на язык, понятный нашим читателям и слушателям, хотели продаваться (подороже!). А если все for sale, то чего уж тут удивляться: с продажными, хоть женщинами, хоть мужчинами, и разговор обычно другой.

Если бы мне в начале 90-х сказали, что лет через десять в Украине не будет никакой другой прессы, кроме купленной и продажной, и что не видно будет, откуда бы ей в обозримом будущем взяться, я бы рассмеялся в лицо такому глупому скептику. А ведь оценка ситуации была дана уже гораздо раньше. Если не ошибаюсь, Улоф Пальме говорил, что нищее общество не может быть свободным, какие бы права на каком бы уровне не гарантировались, потому что голод сильнее прав и свобод. И еще раньше в Библии была записана история Исава, продавшего свои права за чечевичную похлебку.

Говорят, что Борис Пуго, когда понял, что стоит за событиями, вошедшими в историю как «августовский путч 1991 года», воскликнул в адрес Горбачева: «Как дешево он нас всех продал! Так дорого купил, и так дешево продал...».

Думаю, в этом случае последний министр внутренних дел СССР имел в виду не «нас» - окружение Горбачева, а нас - всю страну.

Вспомним и о преступности. Тут я не буду перегружать цифрами, отмечу только, что с начала 90-х годов у нас начался все ускоряющийся рост преступности, который достиг пика где-то к середине 90-х. Сейчас ситуация стабилизировалась, но это не означает, что уровень преступности начала падать, а означает, что «удалось снизить темпы роста». Иными словами, он (криминальный уровень) больше не растет, или растет уже очень мало. Пожалуй, в этой области вершины мы уже достигли.

Есть такое мнение, что уровень преступности определяется не нищетой или богатством общества, а РАЗНИЦЕЙ между уровнями богатых и бедных. Чем больше эта разница, тем выше преступность. Потому, например, невысока она была в СССР, где все были относительно бедны. Или в Европе, где все относительно обеспечены. Но именно поэтому традиционно высок уровень преступности в США - потому что разница между ИХ богатыми и ИХ бедными очень ощутима.

Я не говорю, что это верная теория, просто отмечаю, что она существует.

Но если она верна, она лучше всех прочих объясняет, почему в странах бывшего СССР рост преступности совпадает с началом имущественного расслоения.

Для успешного внедрения рынка на постсоветском пространстве необходимо было как можно скорейшее образование класса богатых, собственников. Об этом нам говорили со всех трибун, экранов и страниц. Но столь же, если не больше, необходимо было как можно более быстрое образование класса бедных, неимущих, бездомных и безработных. Об этом говорили гораздо меньше, но это так.

О новорусских (новоукраинских) преступниках и преступлениях я мог бы написать сотни страниц. С 1996 и до начала 2000-х я специализировался именно на криминальной тематике. Что больше всего поражает в «новом» криминале? Безбашенность. Такое впечатление, что у тысяч, а в масштабах всего бывшего СССР - у миллионов людей дуновением «ветра перемен» сорвало крыши.

Пятнадцатилетний подросток из вполне приличной семьи начинает готовить себя к карьере сутенера. Для этого он живет с женщиной, на 20 лет его старше. Живет во всех смыслах - фактически переселяется в ее частный дом на окраине Харькова. Еще в доме обитает десятилетний сын хозяйки, а - со временем - и старший приятель начинающего сутенера, очень сильный и очень дурной, почти дебил, и две бездомные девушки.

Одна из них, 19-летняя Таня, не имеет ни дома, ни семьи. Работает продавщицей хлеба на рынке. Там знакомится с молодым человеком. Видно, они понравились друг другу, потому что Таня приводит его в тот самый дом. И зря, хотя куда ж еще ей было его вести? Парня выгнали, а Таню из дома больше не выпустили.

Те издевательства и мучения, которые ей пришлось переносить около ДВУХ НЕДЕЛЬ, непредставимы даже в фашистских концлагерях. Зверство все же рационально. Я не стану описывать всех истязательств, немыслимых и запредельных для человека и бессмысленных с точки зрения зверя.

Таню пытали, используя все: острые, раскаленные предметы и оголенные электропровода. Невозможно описать, как ее заставляли есть экскременты и случаться с десятилетним мальчишкой (фактически на глазах у его матери). Ближе к концу ей отрезали уши. Пятнадцатилетний недоносок глумился: «А тебе идет без ушей!.. Нет, ты без ушей некрасивая, ну-ка, надень косынку!»

Таня покорно надевала. Когда ее спрашивали, как себя чувствует она сама, девочка тихонько отвечала: «Ничего. Только слышать стала плохо»...

В муках она и умерла, тело расчленили и разбросали по пустырю. Малолетний подонок был уверен, что «бомжиху не станут искать». [3] Когда менты его задержали, то крепко побили, и это тот случай, когда я лично стал бы их не упрекать, а наоборот, им завидовать.

Так что, подобного не было при советах? Было. Оперативник, работавший по этому самому делу, рассказал мне о похожем: матерый уголовник, убив женщину, поглумился над трупом, в частности, отрезав груди. Он хотел, чтобы выглядело как преступление маньяка, и это ему частично удалось. Но он резал все же уже мертвую. Не из жалости, конечно. Просто для палача лишние мученья - лишняя работа. Уголовный тип - это зверь среди людей, который - до поры, до времени - не думает ни о людях, ни о Боге. Повадки зверя можно понять. Но понять вот такого, пятнадцатилетнего...

Не могу понять молодого человека, начавшего свой бизнес, который не заладился, и он ради мебельного гарнитура вырезал целую семь: двух пожилых людей и их малолетнего племянника. Или двух братьев - одному 17, другому чуть за тридцать, бизнес у которых, наоборот, процветал, но им захотелось еще и новенький джип, и ради него они убили женщину и ее тринадцатилетнего сына. Очень рационально - из великолепного бельгийского браунинга с глушителем, вначале мать, потом, войдя в спальню - спящего ребенка... Стрелял, кстати младший: братья разумно учли, что, если их поймают, несовершеннолетнему высшую меру (а тогда в Украине еще была смертная казнь) не дадут.

Или пятеро молодых - 17-19 лет - юношей и девушек из обеспеченных семей, они вели довольно красивую, по меркам большинства, жизнь, но им хотелось еще красивей. А что - такой стандарт потребления - «прагни бiльшого!». Они купили «авторучку» [4] , остановили такси и велели везти их на окраину. Когда остановились, расплатились с таксистом пулей в затылок. Очистили его карманы и ушли.

Дело было вечером, и таксист жил еще почти до утра, несколько часов. Точнее, столько продолжалась агония. Умирающий хрипел, а люди, проходившие мимо, думали, что он спит, облокотившись на дверцу, и храпит во сне...

Деньги, как потом объясняли следователю, были нужны убийцам для того, чтобы ходить в престижные клубы и отдыхать на престижных курортах. У таксиста взяли (больше не было) всего десять гривен, около двух долларов. Прямо черный юмор - тысяча таксистов - и отдых в какой-нибудь «престижной» пустыне...

Вот это и отличает, в первую голову, новоукраинскую преступность от советской: юноши из средних и высших слоев проявляют небывалую прежде готовность ввязаться не просто в полукриминальный бизнес (это сплошь и рядом, никого не удивишь), а в прямую и наикровавейшую уголовщину.

Я всегда был сторонником отмены смертной казни. Но теперь начинаю понимать ментов и прокуроров, которые сожалеют о ее отмене: ведь им приходится работать с такими «людьми».

Мне говорят: но это означает, что упомянутая готовность к криминалу была у юношей и в прежние времена, только была она скрытой, подавленной. Против скрытой я ничего не имею. Это вопрос персонажа и его психиатра. Пусть бы жил со «скрытой» хоть до 90 лет. Но вот те силы, которые эту криминальную готовность подавляли и делали ее скрытой, - о них приходится пожалеть. Это, собственно, задача любого воспитательного процесса: подавлять подобные наклонности. Тогда подобные задатки подавлялись, теперь раскрепостились.

И когда мне говорят, что нет худа без добра, зато ты получил свободу слова, - это есть лучший способ внушить мне отвращение к моей и без того не весьма благородной профессии.

Минус тринадцатый. Нет меры

Люблю разврат в различных проявлениях. Что естественно - не безобразно (что неестественно - понятно, наоборот). Но правы и поляки, которые говорят «что занадто - то не здраво».

Сколько водки перепил, может, не цистерну, но уж пару аквариумов - точно. Сейчас не пью, однако не возражаю, если кто пьет. Но нужно меру знать. А реклама водки-пива, да и табака на каждом шагу, в каждую минуту - это уже через меру. И продажа детям «слабоалкогольных» напитков - это тоже вне меры.

Обнаженной женской натурой склонен не возмущаться, а любоваться (когда есть чем). Но если слишком много - вспоминается анекдот о гинекологе, который чуть не стал убийцей малолетней проститутки.

Сегодня, пожалуй, каждому ясен истинный смысл объявления, что требуются симпатичные девушки до 25 лет для высокооплачиваемой работы за рубежом. Уже и самые тупые сообразили, о чем речь. Потому модернизируются и способы вербовки.

Например, жил в Харькове мужик, называвший себя белым магом. Определенные способности гипнотизера он, бесспорно, имел. Нанимал девушек, приехавших из сельских мест, в горничные, потом соблазнял. Присутствовавшая при половых актах жена белого мага снимала все это на видео. Потом девушке объясняли, что кассеты могут быть отправлены ее родителям, а чтобы этого не случилось - она должна поработать проституткой. Клиентов искали через интернет, к ним для получения денег вместе с девушкой выезжала то жена, то муж.

Проституция была всегда, и в советские времена конечно тоже. Хотя по объемам - одна сегодняшняя Украина, пожалуй, переплюнет пять Советских Союзов. Но вот чего тогда точно не было - это торговли людьми. Это исключительно завоевание нашей демократизации. Сегодня раб, переправляемый, например, в Москву, стоит 200-300 долларов. И девушки, и юноши. Дешевле грибов.

Милиция отлавливает такие группы сутенеров чуть не ежемесячно (а сколько НЕ отлавливает?). Этим уже никого не удивишь. Редакторы публикуют такие сообщения без энтузиазма. Ну, зимой шапки сбивают, летом мобильники срывают. И круглый год девок продают. Нашел, чем удивить.

Несколько более сенсационны сообщения о продаваемых в сексуальное рабство юношах, но похоже, и это скоро станет избитой темой.

Прежде я был сторонником легализации проституции по образцу западных стран. Это, теоретически, - и медицински безопаснее, и экономически - для государства, значит, и для его граждан - выгоднее. Но крепко задумался после слов офицера милиции, занимающегося проститутками много лет.

Суждение его было примерно такое. У нас не Европа, где в потаскухи идут самые отбросы, у нас, наоборот, пойдут лучшие. Что это означает? Если пойдут лучшие - это значит, что готовы все. Это мнение человека, знающего сотни девушек и сотни их судеб.

Да и что уж говорить о материальной стороне, когда недавно в Харькове задержали педофила, прикидывавшегося благотворителем, - он подбирал мальчиков-сирот в детских домах, так они шли к нему с радостью, не за деньги, а лишь бы поесть вкусного.

Сегодня на улицах Харькова число беспризорных детей, по сравнению с временем до Независимости, увеличилось примерно в восемь раз. Что такое уличный ребенок? Для человека, имеющего собственных детей, об этом страшно даже думать.

В годы, предшествовавшие окончательному утверждению либерализации на постсоветском пространстве, нам часто приводили слова Достоевского, точнее, одного из братьев Карамазовых, о том, что никакие социальные конструкции во благо всего человечества не стоят одной-единственной слезинки ребенка. А я попробую повернуть конструкцию по-другому. Для того, чтобы вызволить хотя бы одного ребенка из борделя, где скотам для получения удовольствия необходимы хирургические перчатки, и где ребенок не то что умылся, а уже едва не захлебнулся этими кровавыми слезинками, - его СПАСЕНИЕ стоило бы сохранение такой социальной конструкции, как СССР? Или «слезинка ребенка» была только идеологическим приемом, о котором в последние годы все и забыли? И ради «убиения дракона» достойно и дозволено продать в бордели хотя бы и всех девушек и юношей независимой Украины?

За все предыдущие тринадцать лет положено немало сил для романтизации проституции. Я писал на эту тему много раз, но НИ РАЗУ мне не удалось употребить такого вполне адекватного слова, как «потаскуха». Это слово бывало неизменно вычеркиваемо и заменяемо любым из моих редакторов, на протяжении всего периода «перестройки» и Независимости. Вряд ли мне попадались в редакторах исключительно участники заговора по развращению украинского народа. Но требования установившейся в обществе политкорректности были именно такими. Их нельзя называть шлюхами, их даже нежелательно называть проститутками. Лучше всего называть их ночными бабочками. И т.д.

И в результате наших паскудных действий, а еще нашего бездействия выросло поколение, для которого понятия добра и зла не то чтобы перемешались, а просто не существуют вообще. Сегодня девушка идет в проститутки потому, что это красивая жизнь и выгодно. Или не идет - потому что небезопасно. Иной мотивации - вне рамок «выгоды», «безопасности», «законности» - не существует.

Этим детям никто никогда не объяснял и не объяснил, что такое хорошо и что такое плохо.

***

Ну, вот перечитал, и вижу, что не прав. Не в детях дело. Или не только в детях. Вверх поднимаешься долго и трудно, на дно падаешь, расслабившись, в одно мгновенье. Видно, прав русский философ Александр Зиновьев, приводящий такое педагогическое наблюдение: когда в группу детей, уже начавших ходить, добавляют ребенка-ползунка, то - без повышенного внимания воспитателей - все дети вскоре тоже начинают ползать. Не наоборот - один тянется за лучшими, а все лучшие следуют за одним худшим. Любой педагог, да что там, любая мать знает: к хорошему ребенка приходится приучать, от плохого - отучивать.

Наверное, со взрослыми точно так же. Только они начинают не ползать, а пренебрегать.

Вот недавний пример - взрывы боеприпасов на складах в Запорожской области. Виноватого, кажется, уже нашли, им оказался куривший солдат.

Но в этом случае скорее надо удивляться, что раньше беды не случилось. Если 13 лет в армейскую инфраструктуру не вкладывалось ни копейки, то одними мерами техники безопасности положение не исправишь, бдительностью стены не подправишь, гнилую проводку не заменишь. И рвется и будет рваться, потому что прохудилось уже по самое немогу.

А генерал в телевизоре объясняет: мы получили такую систему в наследство. Это ж надо, какие тупые и ленивые эти совки, построили так, что безо всякого ремонта простояло только десять лет, а не двадцать и не сто, на весь генеральский век. Такое нам объясняют на голубом глазу, а мы себе хаваем.

Ну, а если виноват куривший, то спрашивается, почему люди забыли об элементарных нормах безопасности? Ведь генерал не упомянул, что склады эти достались ему в наследство не от дяди Сэма, Тома или Вани, а от него же самого - на тринадцать лет моложе. И когда пан генерал был товарищем полковником бардака в Советской Армии было конечно немало, но чтобы такого, как сейчас... Это и помыслить было невозможно. И это никаким недостатком финансирования не объяснишь.

Вот картинка не для витринки. У меня под окнами остановка автобуса-троллейбуса. Сейчас на ней стоит только один автомобиль. Как правило - больше. Остановку используют как стоянку. Заруливают, на ноги пассажирам наступают. Я говорю, может, знак какой повесить? Знающие люди объясняют: не надо никаких дополнительных знаков. Стоянка автотранспорта запрещена за двадцать метров от остановки в обе стороны. Почему же де-факто не запрещена? Напротив остановки - подпункт милиции. Пр-рэлесть! Но оштрафовать мент сейчас не может, а по судам года четыре из-за парковки топтаться - это нужно ну очень большим энтузиастом правопорядка быть. Так что пусть, авось не столкнутся, не задавят. [5]

Еще картинка. Дверь в подъезд у нас теперь запирающаяся. Ходим с ключом, если забыл, звонишь снизу: выйди, милая, встречать. В советские времена на подъезде был домофон. Кто не помнит, коробочка такая в двери, нажимаешь разные кнопочки, и двери открываются. В первый год независимости его выдрали прямо с мясом. Это было из первых разочарований в нашем пути, которому «другой альтернативы нет». Потом несколько раз драли цветмет из шахты лифта. Пришлось поставить самый обычный, тупой замок. Мне объясняют: мента к каждому подъезду не приставишь. Но ведь и раньше не стоял мент у подъезда. А домофон наоборот стоял.

Почему так было и так стало? Появилась у меня мысль, и я долго её думал. И пришел к выводу, не вполне меня, впрочем, удовлетворяющему. Буду рад, если кто предложит более убедительное объяснение. А пока есть такое мнение, что одной из главных предпосылок нашей нынешней разрухи есть то, что мы слишком шустро стали жить по принципу «разрешено все, что не запрещено законом». Нет такого закона, чтобы не курить на складе. А если есть такой приказ, то это акт подзаконный, и нечего, пан прапорщик, стеснять мою конституционную свободу! И нет закона про стоянки, а есть всего-навсего нормативы всем известных продажных гаишников. Не воровать металл - закон, конечно, есть, но если незаметно, то не пойман - и не вор, а сдавать металл в пункты приема - вполне себе законный бизнес, спасающий малообеспеченное население от неполноценного питания, да и Европа нам разве позволит частную инициативу стеснять, тем более что весь этот металл туда идет?

Понятий меры и нравственной нормы в законе нет. А значит, они не то что запрещены или разрешены, а просто не существуют. Взрослые приняли, что они «отныне не существуют», «как бы не существуют». А дети вырастают уже совсем свободными от этих понятий.

На закуску

В общем, не получилось у меня дать полную картину прошедшего тринадцатилетия. Получилось отрывочно и слишком по-личному. Может, еще время не пришло оценивать. Или просто я взялся за дело, которое не сумел выполнить, т.е., в понятиях Наполеона, поступил в высшей степени безнравственно. Но уж как смог. Кто может, пусть сделает лучше.

В прошлом году (зимой дело было) слушал по ящику о киевской встрече глав администраций президентов России и Украины. Соответственно, Медведева с Медведчуком. И вспомнилась мне старая, еще чуть ли не из первых звуковых, комедия. Там был щирый хохол помещик древнего рода Шпак, который очень не хотел отдавать свою дочку за кацапского офицера «какого-то» Скворцова. Но потом они выяснили, что скворец и шпак - одна птица, и сыграли свадьбу.

А вскоре отмечали 12-летие распада СССР. И я написал такой стишок.

Когда-то делали ракеты,
но надоело - перестали,
теперь сидим себе без света,
с мечтой об украинском сале,
или с мечтой о новом газе
златокипящих Мангазей, -
а там китаец строит фанзы
и заселяет Енисей.

Зато потоки делегаций
во много новеньких столиц.
А сало нам привозит Яцек,
а пиво варит добрый Фриц,
нос в табаке - заслуга Джона,
зерно - из штата Аризона...

Зато мы кушаем котлеты
из лучших соевых жмыхов.
Не только в области балета
канканы пестрых петухов.
Спортсменки или балеринки
охотно падают на спинки.

Зато сидим на черноземе
и независимы вполне,
и знаем, кто хозяин в доме,
и депутат в какой цене.
А Джуниор приказ издаст -
мы с честью выполним приказ!

Хоть наша хата нынче с краю,
и хате, видимо, конец,
зато свободно выбираем,
кто меньший вор, кто больший льстец.
И кто навалит баксов кучу,
тот президента заполучит.

Разрушили тюрьму народов,
нацизм давно не в Колыме -
теперь все нации свободны
в крови, раздорах и дерьме.
Кто Вашингтону самый верный,
тот нынче самый суверенный.

И седовласый иностранец
за нашим миром зорко бдит.
Кабмин отпляшет дикий танец
за эмвээфовский кредит,
и мы прикроем свои попы
обносками со всей Европы.

Пусть свиньи хрюкают несыто,
коровы дохнут - ну так что ж?
Зато госслужащих элитных
жирнее наших не найдешь!
Они задасты и кургузы,
но их уступчивее нету,
и наших лидеров валтузят
в тиши оральных кабинетов:
не знаешь, чем и наградят -
контрактом - иль пинком под зад.

Немного быстро вымираем,
но миллионы нас пока,
и мы прикольно отмечаем
день Валентина и сурка.
Где при Советах детский садик -
там нынче суд, там нынче садят.

Надежды девушек питают -
отдаться по высоким ценам,
и мент с дубинкою мечтает
именоваться полисменом.
Мы учимся бродить по свету
без комплексов и без затей.
Уже не делаем ракеты,
почти не делаем детей,
и только в области б...й
мы впереди планеты всей.

11 июля 2004 года.

Г. Сысоев